Он разбил телефон. Раздавил его. Теперь не позвонить…

Запасной. Где-то в квартире должен быть телефон, отец менял вторые трубки раз в год, мать тоже часто, они их не продавали… Кажется, в вазу складывали. Особая ваза, вывезенная из Турции, в ней хранились электронные приборчики, еще вполне пригодные для использования, но уже устаревшие морально. Кажется, в спальне.

Витька рванул на второй этаж, вдоль по коридору, в родительскую половину. Дверь в спальню была закрыта, но он не стал на это смотреть – вышиб ногой замок, ворвался внутрь. Тут пахло духами, цветами и индийскими благовониями – мать увлекалась Востоком и постоянно воскуривала индийские масла и травки, натирала пузо ленивым бронзовым китайским болванам.

Включил свет. Ему нравилась спальня, хорошее место. Шторы, шкаф старинный, цвета высохшей летучей мыши, тишина, в углу мольберт с картиной – мать иногда рисовала, правда, всегда одну и ту же картину. Грустную пучеглазую рыбу синего цвета. Когда картина была готова, мать дарила ее знакомым и сразу же принималась за другую. Сейчас рыба была в средней стадии готовности, правда, прорыв трубы оставил на ней следы, вода смешалась с синей краской, и рыба получилась не грустная, а, наоборот, нарядная и озорная. Но Круглову все равно стало грустно. Ему показалось, что рыба из другой, предыдущей жизни, которая закончилась по глупости и не начнется уже никогда.

Впрочем, чрезмерно грустить было особо некогда, парень огляделся и нашел вазу – на высоком угловом шкафу. Он не стал церемониться, забрался на бельевой комод и достал вазу уже оттуда.

Она оказалась неожиданно тяжелой и неудобной, Витька опустил ее на комод и обнаружил, что ваза заполнена грязной водой. Телефоны плавали в этой воде, как дохлые разноцветные киты, парень достал относительно новую «Моторолу» и обнаружил, что идея складывать технику в вазу была не лучшей – по аппарату шли ржавые разводы, на экране поселилась гниль, кнопки обросли зелеными купоросными наростами.

Телефоны сдохли.

Круглов чертыхнулся и всхлипнул. Дозвониться куда-либо из дома нельзя. Он уселся на кровать. В голове не было никаких мыслей. Ночь только начиналась и, похоже, собиралась стать самой длинной ночью в его жизни. Хорошо хоть свет не погас. Телефон отключился, свет нет. Может, светом посигналить? Залезть на крышу с фонарем и…

И никто не увидит. Всем плевать, мало ли какой псих на крыше семафорит.

Витька заметил полоску бумаги. Четвертинка обычного тетрадного листа. Пустая, ничего не написано, видно, свалилась со шкафа, когда снимал вазу. Он хотел уже скомкать ее и бросить на пол, но вдруг подумал, что бумажка здесь не просто так. Отец был человеком педантичным и строгим, никакой бумажки просто так у него на шкафу валяться не должно было. Особенно тетрадного листа – отец если и пользовался бумагой, то всегда писчей, хорошего качества.

Значит, тетрадный лист – это не просто тетрадный лист.

Круглов поднял кусок бумаги, принялся его рассматривать. Ничего не написано. Зачем тогда…

Напоминалка. Эта бумага явно была напоминалкой, только вот о чем?

Он оглядел комнату еще раз. Ничего вроде бы…

Сейф! Витька кинулся к угловому шкафу, распахнул дверцу. Сейф поблескивал в углу матовым железом. Не сейф даже, скорее оружейный ящик, метра полтора в высоту, узкий, с дисковым замком. Отец никогда не надеялся на память, записные книжки, органайзеры, планшеты и наладонные компьютеры – отец всегда окружал себя напоминалками. И эта бумажка…

Круглов поднял листок, посмотрел через него на лампу. Ничего вроде…

Дырки. Маленькие, сделанные самым кончиком иголки. Сквозь дырки пробивался свет. Если посчитать в какой клеточке в каждом ряду, то получается…

28 319

Круглов набрал комбинацию на диске, дернул за ручку. Сейф открылся. В углу стояло помповое ружье, парень вытащил его, примерил к руке. Теперь патроны. Он быстро обыскал все полочки, рассыпал материны драгоценности, документы, патронов не было. Летом отец ездил стрелять в карьер, все израсходовал, новые купить забыл. Отлично, от ружья никакого толку, зачем ружье без патронов?

Оставался меч. Настоящая боевая катана, из самой настоящей Японии. Витька вытащил меч из ножен. Клинок плотоядно блеснул. Круглов не любил это оружие, слишком легко было им зарезаться, слишком много оно требовало. Но другого оружия в доме не было, и он достал меч. Решил проверить.

В кино такими мечами рубили… Там все, что угодно, ими рубили, от коней до рельсов. Парень повернулся к комоду. Комод ничего плохого ему не сделал, Витька взмахнул мечом, ударил. Несильно, чтобы не отскочило в лоб.

Впрочем, этого хватило – комод неожиданно легко расслоился на две половины, выпустив из себя кишки белья и какие-то бумаги. Достаточно.

Круглов перехватил меч поудобнее и поспешил в свою комнату.

Сначала он хотел поступить просто и трусливо, по-детски – зажать голову подушками и спрятаться под кроватью. Но потом понял, что так будет еще хуже. Лучше слушать. И знать, кто приближается.

Скрипнули ворота.

Шаги, уже ближе, гораздо ближе.

Выстрел. Совсем рядом, наверное, уже за забором. Еще выстрел. Парень выскочил из комнаты и ринулся вниз, в гостиную.

Он с трудом отворил примерзшую к притолоке дверь и вышел на улицу. В лицо кинулся морозный воздух, Витька увидел звезды, и луну, и самолет, заходящий на посадку в аэропорт на другом берегу реки, подумал – если бы сейчас была лазерная указка, то он смог бы ослепить пилота, приехала бы полиция и выручила его из лап…

Из чьих-то.

Но указки не было, привлечь внимание нечем… Дом, что ли, поджечь? Идея, в принципе, неплохая, только жалко, все-таки дом.

За забором выстрелили еще. Сухой такой выстрел, ружье по-другому палит.

Все.

Круглов ждал. Но больше он ничего толком не услышал. Пожалуй, крик… Но это могло и показаться.

Уснул он уже под самое утро. Сидел в углу, сжав меч. Видя в голубой полированной стали свое перепуганное отражение, бормоча:

– …к черту, к черту, к черту…

Глава IX

Что-то на дороге

Дверь не открывалась.

Витька отодвинул засов, толкнул. Бесполезно. Словно кто-то привалился там снаружи и не пускал, держал, упершись в сталь крепким лбом. Это впечатление оказалось настолько сильным, что парень быстренько поднялся наверх, в свою комнату, выглянул. Ничего не увидел – над крыльцом имелся козырек, загораживавший обзор.

Пришлось вернуться к двери и осторожно поглядеть в глазок. Это тоже ничего не дало, оказалось, что глазок запотел изнутри. Круглов приложился к нему глазом и тут же примерз – за ночь стальная дверь наморозилась, так что оторваться получилось небезболезненно.

Отлепившись от глазка, Витька догадался, в чем причина неоткрывания дверей. Во все том же потопе. Вода, скопившаяся в полостях стен, продолжала вытекать, она просочилась внутрь стальной дверной коробки и, конечно же, замерзла. Лучше не бывает. Он вспомнил, как поступал в таких случаях отец – когда за ночь примораживало замки в машине или ручник. Кипятил чайник и поливал теплой водой, всегда помогало. С дверью надо так же.

Круглов поспешил на кухню, поставил на газ чайник, зажег огонь. Стал ждать. Газ почему-то горел весьма и весьма неохотно, на то, чтобы довести воду до кипения, потребовалось почти полчаса, потом свисток все-таки засвистел.

Оказалось, что оттаять дверь не такое простое дело, как представлялось на первый взгляд. Лед схватился прочно и уступать не собирался, на оттаивание потребовалось три чайника кипятка и почти час работы. У порога скопилась лужа, Витька вылил третий чайник, надавил на дверь плечом, она поддалась, и он вывалился на воздух.

Парень весьма неприятно вонзился в колючую траву, оцарапал руки, поднялся на ноги. Доводчик успел прикрыть дверь, и Витька увидел.

След на двери.

Отпечаток грязной пятерни…

Хотя, собственно, это походило на ладонь только на первый взгляд, приглядевшись, Круглов понял, что это скорее отпечаток…